Тяжело, когда умирают близкие. Еще тяжелее, когда они умирают постепенно.
читать дальшеБабушка уже два года не встает. Худая стала, как из Освенцима. Руки - пособие для изучения анатомии кисти. Она ими вцепляется, отчаянно, не разожмешь - в тебя, в перила кровати, в собственный рукав, - и смотрит. Так смотрит, что плакать хочется, а нельзя. Потом взгляд уплывает, пяти минут не прошло.
В воскресенье деда в больницу забрали - он ночью до туалета дошел, а обратно уже не смог. Так и сидел в коридоре до утра. Ставят Альцгеймера и панкриотит. Мама говорит, что, как ни странно, чуть лучше стало - дед-то с норовом, его не переубедишь ни в чем: к врачу он не пойдет, есть не будет, зато курить как паровоз и водочку на грудь, пожалуйста. Теперь хотя бы ест.
В этом неприятно признаваться даже себе, но сейчас в них очень сложно видеть тех, кто возился со мной в детстве. Дедушку, с которым играли в прятки. Которому я в Приму лаврушку заворачивала. Который таскал мне вафельные стаканчики, шоколадки Алёнка и эклеры из столовой автобусного парка. Бабушку, с которой мы вместе жали сок из красной смородины и играли в подкидного. Которая, когда я, уже взрослая, приезжала в гости, в тайне от деда впихивала мне в руку деньги и отказаться было нельзя. Всегда было так, что они обо мне заботились, они были старше, а теперь как дети и я им помочь ничем не могу. От этого мерзко.
У Сашкиного деда постоянно были жуткие мигрени. Он в 60 с хвостиком не выдержал и повесился. У мужа, похоже, начинается тоже самое, а он до сих пор не может добраться до врача и, такое ощущение, что поставил себе программу самоликвидации. Я с ужасом думаю, что будет через 10-15 лет.